The last road: The Last Road 2 для Android

Затем она отправляется в последний путь от больницы Джона Хопкинса в Балтиморе до семейного кладбища в Вирджинии.
Тогда никто не знал, что для нее началось новое путешествие, точнее, ее клетки.Небольшой образец ее опухоли был взят без ее ведома доктором Джорджем Гаем. Он окрестил эти клетки HeLa (как и He, nrietta La cks) и был поражен, увидев, что они вели себя так, как никогда раньше.
До тех пор культивирование человеческих клеток было невозможно, клетки быстро распадались, но ее клетки продолжали расти и размножаться, снова и снова, бесконечно.
Генриетта не могла знать, но стала бессмертной.
Этот случай — одна из самых известных и проблемных историй современной медицины.
Ее семья была малообеспеченной афроамериканской семьей, которая понятия не имела, что клеточный материал их матери / жены / двоюродного брата использовался во всем мире исследователями в тысячах экспериментов, разработке вакцин, вирусных исследованиях, испытаниях косметических средств. Ее клетки даже подверглись воздействию ядерных бомб и отправились в космос.

Монтаж работы выполнен в виде дороги. Зритель идет по тропинке. С одной стороны — впечатляющие, как смоль, пейзажи, сделанные на последней дороге Генриетты Лакс, перемежающиеся призрачными видениями клеток HeLa.С другой стороны — текст, данные в огромных количествах, прямо описывающие противоречия истории в пяти главах; Сегрегация, мутация, загрязнение, присвоение и пространство-время.

Последний путь бессмертной женщины — это место, где Генриетта Лакс уже не жива, но еще не бессмертна.
Граничное пространство, разделяющее смертность и бессмертие, научное и эмоциональное, политическое и личное, метафизическое и эмпирическое, эксплуатацию и признание.
Похоронный марш Генриетты Лакс, но новое начало для ее камер.

Установка; неон, световой короб, видео, фотографии, данные и текст

Особая благодарность Discipula (дизайн), Фредерику Д. Оберлану и Пьеру Г. Дезенфанту (музыка), Фредерику Дестрибатсу (корректура и поддержка), Оливье Рено и Стефани Мизере- Lenkei (доступ к изображениям с микроскопа)

Одноканальное видео
Вид установки — Лодзь, 2019

Вид установки — Лодзь, 2019

Вид установки — Лодзь, 2019

Без названия (2) / По дороге между больницей Джонса Хопкинса (Балтимор, Мэриленд) и Лакс Таун Роуд (Кловер, Вирджиния), 2016.
Накладка; Ячейка HeLa, Институт Кюри, Париж, 2016

Без названия (7) / На дороге между больницей Джонса Хопкинса (Балтимор, Мэриленд) и Лакс Таун Роуд (Кловер, Вирджиния), 2016.

Вид на инсталляцию — Les Rencontres d’Arles, 2017

Вид на инсталляцию — Les Rencontres d’Arles, 2017

Вид на инсталляцию — Les Rencontres d’Arles, 2017

Вид на инсталляцию — Les Rencontres d’Arles, 2017

Вид на инсталляцию — Les Rencontres d’Arles, 2017

Вид на инсталляцию — Les Rencontres d’Arles, 2017

Вид установки — Лодзь, 2019

Последний великий дорожный бомж | Эктор Тобар

Похвала за The Last Great Road Bum

«[A] гибридное повествование о путешествиях, бунте, чванстве, беспокойстве и негодовании. Некоторые молодые писатели и читатели могут не осознавать, насколько большой может быть куча пожелтевшей бумаги для писательской жизни в мире до компьютеров и оперативной памяти. В случае с Джо Сандерсоном это было монументально, это была огромная задача, и Тобар превратился в задумчивого Румпельштильцхена, превращающего эту соломинку в золото ». —Пол Теру, Рецензия на книгу «Нью-Йорк Таймс»

«Замечательная правдивая история… смерть [Джо Сандерсона] — в возрасте 39 лет — должна быть трагичной и ужасной, но все же для мистера Сандерсона.Руки Тобара читаются как торжественное прибытие ». —Сэм Сакс, The Wall Street Journal

«Пока Джо собирает материал для своего ненаписанного романа и пытается найти подходящий голос, он также участвует в процессе, который Тобар считает гораздо более важным, особенно в наших недоумениях. Настоящий момент, когда письмо часто кажется полностью посвященным привилегии самопознания. Джо начинает открывать не только взаимосвязь между миром и его эстетическими порывами, но также кровавое, жизненно важное взаимодействие между писательством, политикой и миром, с вытекающей из этого диалектикой неудач и надежды, которая составляет тему собственного романа Тобара.. . Ошибочный и человечный герой Тобара выделяется удивительной ясностью ». —Siddhartha Deb, The New Republic

«Масштабная история о невиновном за границей … Написание … захватывающее … Авторитет, чувство места … Подробнее …

Похвала за The Last Great Road Bum

«[A] гибридное повествование о путешествиях, бунте, чванстве, беспокойстве и негодовании … Некоторые молодые писатели и читатели могут не осознавать, насколько велика куча пожелтевшей бумаги за жизнь письменности могло быть равносильно миру, предшествовавшему компьютерам и оперативной памяти.В случае с Джо Сандерсоном это было монументально, это была огромная задача, и Тобар превратился в задумчивого Румпельштильцхена, превращающего эту соломинку в золото ». —Пол Теру, The New York Times Book Review

«Замечательная правдивая история… Смерть [Джо Сандерсона] в возрасте 39 лет должна быть трагичной и ужасной, но в руках мистера Тобара она читается как триумф. пребытие.» —Сэм Сакс, The Wall Street Journal

«Пока Джо собирает материал для своего ненаписанного романа и пытается найти подходящий голос, он также участвует в процессе, который Тобар считает гораздо более важным, особенно в наших недоумениях. Настоящий момент, когда письмо часто кажется полностью посвященным привилегии самопознания.Джо начинает открывать не только взаимосвязь между миром и его эстетическими порывами, но также кровавое, жизненно важное взаимодействие между писательством, политикой и миром, с вытекающей из этого диалектикой неудач и надежды, которая составляет тему собственного романа Тобара. . . Ошибочный и человечный герой Тобара выделяется удивительной ясностью ». —Siddhartha Deb, The New Republic

«Масштабная история невиновного за границей … Написание … захватывающее … Авторитет, чувство места, внимание к деталям…. почти невозможно сказать, где начинается и заканчивается грань между фантастикой и небылицей. Не важно. Одно из удовольствий книги состоит в том, что грань радостно пересекается … Межкультурная связь — величайшее достижение книги … Последний великий дорожный бездельник делает то, что должен делать каждый американский роман, великий или какой-то другой, — он расширяет наше понимание Америка.» —Роберт Ри, The Southwest Review

«Совершенно другой тип повествования о дороге. . . Тобар предоставил Сандерсону, который всегда считался сторонним наблюдателем, то, что ускользает от многих путешествующих повествований: чувство принадлежности. — Коннор Гудвин, The Atlantic

«Эктор Тобар использует все имеющиеся в его распоряжении методы, чтобы обвести факты о« выдающемся гринго », архив которого оказался у него на коленях. Я в восторге от результатов, алхимический смесь нежных портретов и просветляющего контекста, с голосом, полным риффов и отсылок и чертовски очаровательным. Тобар, казалось бы, может делать что угодно как писатель; здесь он легко соединяет беллетристику и научную литературу ». —Джонатан Летем

«Потрясающее продолжение Тобара Deep Down Dark основано на невероятной правдивой истории Джо Сандерсона, странствующего писателя, который оставил безбедное существование в Урбане, штат Иллинойс., чтобы путешествовать по миру в поисках материала для великого американского романа. Вместо этого он нашел романтику, опасность и темное сердце середины 20-го века … Тобару блестяще удается передать бесхитростное стремление Джо к приключениям через высокоскоростную прозу, одновременно безжалостную и кривую ». — Publishers Weekly, обзоров со звездами

«Ярко реализованные подробности беспокойных путешествий [Джо Сандерсона] представлены в замечательной новеллизации Тобара о реальной жизни Сандерсона, его приключениях и злоключениях…. Сама Его жизнь вдохновила, что бесспорно великий роман, дань ему, что красиво написано и эффектно представить. Тобар пишет, что на создание этой замечательной книги у него ушло 11 лет. Читатели обрадуются его настойчивости ».
—Список книг , обзор с пометкой

«Я восхищаюсь всем, что делает [Тобар]. Он воплощение авторитета калифорнийской письменности, калифорнийского мышления и того, что я люблю называть калифорнийской диаспорой, которая представляет собой двойную линзу, включающую не только тех, кто здесь, но и тех, кто приезжает сюда.Это напряжение, которое движет самим государством, и оно находится в центре работы Тобара ». —Дэвид Улин, Альта

«Отчасти факт, отчасти вымысел, Последний великий дорожный бездельник рассказывает о дикой, странствующей жизни Джо Сандерсона, который бросил колледж в 60-х годах, чтобы путешествовать автостопом по всему миру. за свою короткую жизнь посетил, по его оценке, от 70 до 80 разных стран. Путешествуя из Ямайки во Вьетнам и Нигерию, Сандерсон в конечном итоге погибнет, сражаясь с партизанами в гражданской войне в Сальвадоре.Вдохновленный такими писателями, как Торо и Хемингуэй, Сандерсон много писал, оставив после себя значительный архив писем, записных книжек и журналов, которые Тобар использовал для написания Великого американского романа, который сам Сандерсон не мог ». — AV Club

«Невероятно. . . Эту книгу вы не скоро забудете. . . Эктор Тобар сделал гораздо больше, чем написал книгу о необычном парне, который любил путешествовать. Это книга об общности всех людей. .. Джо Сандерсон так и не написал роман, который хотел, но нам повезло, что его написал Эктор Тобар. Это того стоит ». — Оклахоман

« The Last Great Road Bum — это … размышление о местах и ​​их политике … Но это также история об одном человеке, который пришел отвергнуть, в [Адриенн] По словам Рича, «страна на сорок лет застряла в замороженном состоянии истории» в пользу революций, которые принесли историю, кричащую и истекающую кровью, на пороге этой страны.Роман гудит героизмом этого выбора, но также и его высокомерием — искренне тосковать по революции и искать ее, даже если ваш силуэт все еще отбрасывает перед вами могучую тень империи ». — Джона Уолтерс, Full Stop

«Скорость, уважение и чувствительность, с которыми Тобар может инкапсулировать жизнь, поражает воображение … Роман размышляет о том, кто может рассказывать истории, исследуя границы между мифом и реальностью. Это первоклассное повествование от писатель, который углубляет небо с каждой написанной книгой. —Джон Фриман, Lit Hub Summer Preview

«Один из моих любимых аспектов книги — самосознание Тобара того, что он писатель Брауна, пишущий с точки зрения белого человека. Тобар даже представляет себе комментарий Сандерсона к своей книге. повествование с юмористическими сносками «. —Bobby Hundreds, автор книги This is Not a T-Shirt

Похвала Эктору Тобару
«Захватывающая история … [но] почему это необычная книга, это благодаря тому, что написал Эктор Тобар, такой красивый и такой задумчивый, что он берет на себя все важные вопросы жизни: чего стоит жизнь, какова ценность одной человеческой жизни, что такое вера, кем мы становимся в наш самый темный час? Он действительно доводит эту историю до такого уровня, который, как мне кажется, не мог бы сделать кто-то другой.. . Это лучшая книга года ». — Энн Патчетт, NPR Morning Edition на Deep Down Dark

« Татуированный солдат Гектора Тобара приносит вражду гражданской войны в Гватемале и беспорядки в Лос-Анджелесе». —Джеффри Флейшман, Los Angeles Times на Татуированный солдат

«[Тобару] удается привлечь внимание как к гражданским беспорядкам, раздирающим Гватемалу, так и к внутренним беспорядкам, которые могут поглотить людей где угодно». —Люди , на Татуированный солдат

«Триумф.. . Crosswires de Tocqueville’s Democracy in America с мотоциклетными дневниками Че Гевары . »- Стив Эриксон, New York Times Book Review , на Translation Nation

« Книга необычайного объема и необычайной силы ». — Ричард Рейнер, Los Angeles Times , на Barbarian Nurseries

«[Тобар] демонстрирует сейсмографическую чувствительность к напряженности вдоль линий разломов его культурной территории.. . Его озарения становятся нашим признанием ». — Ребекка Доннер, The New York Times Book Review , на Barbarian Nurseries

«И своевременно, и вне времени. . . Тобар постоянно создает моменты необычной магии ». — Elle , на Barbarian Nurseries

Последний великий дорожный бомж ‹Литературный центр

Следующее — отрывок из нового романа Эктора Тобара, The Last Great Road Bum . Тобар, лауреат Пулитцеровской премии журналист и писатель, автор бестселлеров New York Times Deep Down Dark , а также The Barbarian Nurseries, Translation Nation и The Tattooed Soldier . Тобар также является автором страниц мнений The New York Times и адъюнкт-профессором Калифорнийского университета в Ирвине. Он уроженец Лос-Анджелеса, где живет со своей семьей.

Поездка — это все, о чем я прошу; хорошая компания и бездельники — вот что я могу предложить.Спасибо, приятель. Спасибо, сэр. Миссури? Конечно. Талса? Это будет нормально. Он присоединился к джинсовому братству водителей и бездельников на заправках и съездах с шоссе. Медленным подъемом по хребту и обратно вниз. Неустойчивое небо раннего лета, взгляд водителя на почернеющий горизонт, поиск молний и воронкообразных облаков. Трава прерий, никогда не вспахиваемая, является домом для гремучих животных и других сорняков. Джо Сандерсон, правнук повозок, которые ехали по ухабистым дорогам через эту траву, а теперь вроде как следят за закатом.Возводимая кукуруза и колышущаяся горчичная пшеница ловят ветер, автомобильные радиоприемники транслируют подростковые гимны. Я вижу ряд машин, и все они выкрашены в черный цвет. Ревербератор, ситары и стальные гитары. Его первые переведенные деньги будут ждать его в

Посольство США в Панаме, в пуповине Северной Америки. После этого он прошагал всю дорогу до Огненной Земли. Дорогая мама и Калхун , — написал он из Мексики. Сорок четыре часа спустя, восемь долларов, шесть поездок на машине и мексиканский автобус, и я в Тампико.Неплохо, а? То есть для образованного бездельника.

Выпил пива с детройтским мальчиком до Талсы, Оклахома; галлоны пива с тремя Лоуренсами, Канзас, ребятами, у которых есть таверна; короткие поездки со студентом Университета Миссури, вьетнамским ветеринаром и негром за рулем фургона канцелярской компании; затем последняя поездка, ясно в Браунсвилл с 50-летним. старик и бутылка виски. Утверждал, что его вторая жена была ведущей деловой женщиной из Хьюстона, также утверждал, что в лучшие времена он был стоил полтора миллиона долларов, потерял все и страстно ненавидел федеральный подоходный налог, гораздо больше, чем он ненавидел интеграцию рас.Хм?

Мексика медленно довела испанский до его языка. Huevos tibios: яйца, сваренные вкрутую. ¿Кон сальса? ¿Con salsita? Это не означает маленькую сальсу, а скорее С сальсой, дорогая? Язык, полный подобных нежностей. На автовокзале у него состоялся сносный разговор с китайским мексиканцем по имени Феликс Чуанг.

«Estoy viajando a Panamá», — сказал Джо. «Después a Sudamérica. Огненная Земля ».

«Un viaje réquete largo», — сказал Феликс, и Джо понравилось звучание этого слова.Re-que-te, что с помощью своего рода лингвистического осмоса он понял как «черт возьми», как в «Это чертовски долгое путешествие».

«El sol quema», — сказал Джо, указывая на свои очищенные руки. Réquete quema.

¿Cuántas horas a Mérida? К тому времени, как я приеду в Чили, я буду говорить как местный, соблазняя сеньоритов своим беглым кастильским языком. ¡Qué bonito su pelo! С твоей внешностью, Сандерсон, и испанским языком на кончике твоего языка нет предела.

Он сидел рядом с Феликсом в автобусе третьего класса, следовавшем по атлантическому побережью Мексики, въезжая в Веракрус, нефтяные месторождения и страну ольмеков на юге.Автобус остановился в городе с труднопроизносимым названием Коацакоалькос. Выглянув в окно, он увидел улицу, наполовину затопленную из-за недавнего ливня, и ряд цементных магазинов, и женщину, стоящую перед тележкой, уставленной жареными лепешками, завернутыми в бумагу, и мальчика, сидящего рядом с ней на обочине. Женщина выглядела одновременно на двадцать и сорок, и у нее была изящная худоба, порожденная постоянным движением и трудом, хотя в этот момент она стояла совершенно неподвижно, а у ее ног ее сын собирал клочки выброшенной бумаги и складывал их. в лодки и спустил их через черную лужу перед собой.У мальчика был флот, плывущий по воде, и его мать смотрела вниз, когда мимо проезжала машина и раскачивала лужу; лодки поднимались и опускались, и мальчик визжал-смеялся над созданной им миниатюрной морской сценой.

В раме его окна разворачивался целый роман. Я знаю, о чем думает этот мальчик: когда мама закончит работать? Мать смотрит вниз и поднимает губы. Целый роман, который я никогда не узнаю и не напишу. Автобус тронулся, и Джо увидел витрины обувных коробок с нарисованными вручную вывесками и еще несколько лиц, и он подумал обо всех взаимосвязанных историях на этой улице и в городе.Он чувствовал себя человеком, идущим в лес, где истории были подобны паутине, натянутой между деревьями: невидимые нити повествования прилипали к нему, но он никогда не мог удержать их и познать всю красоту их структуры, их сплетенного пауками искусства. . Автобус въехал в сельскую местность, в пейзаж с юккой и болотами. Больше Мексики, больше Мексики, больше, больше, больше таинственной Мексики. México misterioso: индейцы, испанцы, китайцы, нефтяные вышки и стены, покрытые оксюморонами правительственных граффити. Да здравствует институциональная революционная партия!

«Нет comprendo México», — сказал Джо Феликсу.

Феликс засмеялся и сказал: «Рульфо», открыл свой чемодан, залез внутрь и вытащил тонкую книгу. El llano en llamas . Написал писатель по имени Хуан Рульфо, и Джо понял, что Феликс думал, что эта книга объясняет Мексику. Джо открыл ее, и, конечно же, все было на испанском. Со своим словарем Джо сумел понять первое предложение.

Сижу рядом с канализацией, жду, когда вылезут лягушки.

В течение следующего часа в автобусе Джо со своим словарем и его зарождающимся испанским мозгом расшифровал еще несколько предложений, и Джо понял, что рассказчиком этой истории был мальчик, которого крестная мать послала убить лягушек. потому что их карканье не давало ей спать по ночам. Интригующе.

Джо вернул книгу, когда они добрались до Косумеля, и его новый друг вышел из автобуса. «Грасиас, Феликс». Джо гордился тем, что поговорил с Феликсом и прочитал параграф из его книги.На самом деле начинаю хорошо разбираться в испанском. Вскоре он достиг территории, где его испанский был бесполезен, потому что люди там говорили на королевском английском.

добро пожаловать в британский гондурас

Британские солдаты в длинных, свободных штанах цвета хаки патрулировали улицы с закрепленными штыками и медленными, неторопливыми, кошачьими шагами мужчин, ожидающих попадания в засаду. В Белиз-Сити Джо вдохнул влажный дымный воздух, возникший после тропических бунтов. Кое-где разграбленные постройки, остатки нерешительной баррикады из палок и бочек. Британские солдаты — это кучка детей с бледными лицами, и они выглядят напуганными до смерти , — написал Джо домой. Он сел на старенькую лодку на юг и прибыл в гватемальский город Пуэрто-Барриос; и здесь он нашел войска, готовые к войне. Несколькими днями ранее группа марксистских партизан проникла в город и нарисовала на стенах граффито Patria o Muerte . «Отечество или смерть», хотя Джо неправильно понял это, прочитав «Патрия де Муэрте, Отечество из Смерть», и вставил эту фразу в свое следующее письмо.Вот я, в Отечестве Смерти, и это не страшно из этого фильма ужасов. Это были те же повстанцы, которые взяли в руки оружие после банановой войны, волновавшей Милта много лет назад, но они были небольшой скрытой силой, и Джо ничего о них не знал. Он ехал в паровозе на юг и в гору, окутывая банановые рощи белым туманом. На деревянных вокзалах размером с игрушку старики в соломенных шляпах смотрели, как мимо проезжает его поезд. Когда он добрался до столицы, уже наступила ночь.

На следующее утро Джо вышел из отеля недалеко от главной площади Гватемала-сити, ступив в «Страну вечной весны», как ее называли местные жители. Фактически, небо было самого насыщенного и глубокого синего цвета, который он когда-либо видел, как если бы Гватемала была источником, из которого родилась вся голубизна мирового неба. Индейцы майя гуляли по городу, многие из них были в сандалиях и украшенных узорами из шершнево-зеленых и подсолнечных нитей, вплетенных в их одежду, проходя мимо известнякового камня Национального дворца, говоря на странных постоянных связках своих коренных языков.Он увидел черное граффито, которое снова кричало: Patria o Muerte , но в газетах упоминалось, что все было спокойно, так как армия сняла осадное положение неделей ранее. Я пропустил большую часть беспорядков в Британском Гондурасе на два дня. , — написал домой Джо. Точно так же, как я пропустил настоящие выступления десяти тысяч мексиканских студентов, бунтующих в ’58, фестивальный гул на Тринидаде и ямайское ополчение, выступившее против Раста. Ну ладно, думаю, я вообще не могу революции. Идея укоренилась в трясущемся мозгу Джо: может быть, однажды он погрузится в «действие», события настолько драматические и жестокие, что ему представится опубликованный сюжет романа. Легко. Конечно, с Джо в главной роли. Война, революция, восстание, переворот. Что-нибудь.

*

Он прибыл в страну под названием Сальвадор. Названный в честь Иисуса, народ, как и следовало ожидать, ни с кем не воевал. В городе Сонсонате он сидел на скамейке на городской площади и был окружен ритуалами ухаживания городской молодежи.Наклонись сюда, посмотри сюда. Мальчики с пальцами на поясах, девочки с рожками мороженого, групповое хихиканье, смелый марш одного мальчика по бетонной площади к одной девушке. Щенячья любовь. Они здесь, в центре всего своего Сальвадора, а я всего лишь гость. Я бы пошел по площади за. . . ? Для Карен Томас, если кто-нибудь.

Его подвезли в долину, где склоны холмов были покрыты стеблями кукурузы, а деревья были испещрены киноварными кофейными зернами, и его оставили на перекрестке, усеянном горами горящего мусора; Вихрь стервятников кружил над головой, скользя сквозь поднимающиеся столбы сладкого липкого дыма.Стервятники и их сальные крылья передавали темный смысл, который он не мог расшифровать. Птичьи авгуры, вызванные невидимыми ведьмами. Проехал новенький «Шевроле Импала», водитель притормозил и уставился на Джо. В Сальвадоре богатые жили в самодовольном пузыре комфорта, плавающем во вселенной нищеты, и водитель был озадачен присутствием светловолосого мужчины за пределами этого пузыря, не менее, чем рядом с кучей тлеющего мусора. Поэтому он вернулся и пригласил Джо в бар в городе; пока они пили ром, он предупредил Джо, насколько опасны дороги Сальвадора ночью. Было все за продолжение, но люди в городе сказали, что небезопасен не только сам город, но и Панамериканское шоссе, особенно , — написал Джо домой. Бандиты и т. Д. Идея ограбления не сильно беспокоила Джо: он нес в рюкзаке револьвер 22-го калибра «Смит-энд-Вессон», пересек четыре границы без единого таможенного инспектора, попросившего показать его содержимое. его рюкзака, выпущенного армией США. Он пересек еще четыре с пистолетом незамеченным и достиг Панамы.

Судно, проходящее через Панамский канал, казалось, предлагало дешевую прогулку по тому или иному океану. Круизные лайнеры и танкеры проплывали мимо него в ваннах канала, следуя тропами через меридианы мира. Никто не предлагал бесплатный проезд, поэтому он купил билет на грузовое судно, направляющееся в Колумбию, и прибыл в портовый город Картахена, исследовал его старый центр и увидел колониальные здания цвета подсолнечника и королевского синего цвета, колоннады и папоротники, растущие в нем. балконы.Когда он проходил, в домах кричали попугаи, как лают собаки в районах Урбаны, когда он проходил мимо. «¡Cua, cua, cua!» — крикнул попугай. «¡Карахо!» Он ехал автостопом в сторону Боготы, вверх в разреженный воздух, восхищаясь безмятежностью Колумбии и ее извилистыми шоссе. Но колумбийцы, которые промчались мимо Джо на Панамериканском шоссе, где он стоял с поднятым большим пальцем, увидели видение тревожного будущего. Волнение проезжающих машин подняло распущенные пряди непослушных светлых волос гринго и потрепанные низы его синих джинсов. А вот и американские хиппи, о которых мы слышали, готовые поделиться своими пристрастиями и излишествами. Свободная любовь: неограниченная, дегенеративная и сифилитическая. Когда он достиг экватора, квадратный знак объявил с простотой и преуменьшением: linea equinoccial, lat. 0 ° 0. Подружились с красивой маленькой певицей «Брижит Бардо» (радио, телевидение, ночные клубы) и ее «другом», профессиональным борцом («Эль Инкогнито» носит капюшон, как у экзекьютера !) — написал Джо из Гуаякиля, Эквадор. Певица подстригает чудесные волосы и делает чашку хорошего кофе, и ее подруга собирается посмотреть, сможет ли он устроить мне несколько схваток с другими крысами. Хм? Что сказать? Я вижу заголовок: «Молодой писатель борется со всем миром». Однако, судя по виду местных бойцов, для победы мне понадобятся кастеты и пого-клюш.

Певец и борец посоветовали ему остаться и выпить больше в Эквадоре, но он почувствовал притяжение юга и быстро двинулся, чтобы уехать в свою следующую страну, только чтобы обнаружить после некоторых консультаций с местными жителями, что он потерпел неудачу. для получения соответствующей визы перед переходом границы из Колумбии. Въехал в Эквадор нелегально (так я узнал сегодня) , он написал домой. Но я встретил человека в туристическом агентстве, который обещал все исправить. . . Он также напишет мне фальшивый билет на самолет, который мне нужен, чтобы дойти до Перу . Это были махинации, к которым приходилось прибегать хорошим бездельникам, потому что законы мира не были написаны для автостопщиков Иллинойса, чтобы они волей-неволей пересекали границы. Он сказал своей матери написать ему в посольство США в Сантьяго, Чили.

*

В Урбане письмо Джо пришло в почтовый ящик в пятницу днем, чтобы его мать могла найти, когда вернется с работы домой. Другая страна. Эквадор, с космическим кораблем, парящим в марке над указанной страной. Она не хотела сразу его открывать. Смогу ли я когда-нибудь потерять это чувство беспокойства? Она задержалась у двери; воздух был тяжелым летом. Над городом плыли туманные облака, где-то гудел кондиционер. Эквадор, он добрался до Южной Америки. Вирджиния вошла внутрь, взяла открывалку для писем и вытащила написанные Джо страницы. Дорогая мама и Калхун , — говорит он. Приятно он упоминает Калхуна. Он в порядке, ест хорошо. Еще одна хорошенькая женщина, на этот раз Брижит Бардо. Еще один! Как мотыльки, чтобы зажечь с ним сейчас. Откуда он это взял? Не от отца. Никаких ромео в Канзасе или Оклахоме. Никто. Они называют это очарованием. Он мог очаровать брюки, но не юбку. . . Это умение, качество. Он хочет ничего плохого, он хочет заботиться, но они не знают, эти девушки. Хочет, чтобы я напомнил Стиву отправить пятьсот долларов Сантьяго.

Введены слова . . . незаконный номер вызвал у Вирджинии мимолетное беспокойство, хотя казалось, что это проблема, от которой ее сын обычно отговаривал. Если он продолжит двигаться, он избежит неприятностей; Больше всего ее беспокоила идея, что он снова присоединится к разным агитаторам и проституткам. На следующий день, в субботу, они с Калхун пригласили на обед вдову Аннабель Эберт. Кэлхун приготовил для них еду на гриле. Аннабель сказала, что ее сын Роджер был в Чикаго и начал новую работу в Sun-Times для воскресного журнала.Роджер написал несколько рецензий на книги для Daily News , и Аннабель с гордостью вырезала их из газеты. От успеха к успеху. Роджер профессиональный писатель, мой Джо хочет быть писателем. У Роджера есть дисциплина, чтобы довести дело до конца и довести дело до конца, и он был достаточно мудр, по оценке Вирджинии, чтобы сначала покорять мелочи, начиная с статьи для своей школьной газеты; в отличие от ее сына, который взял на себя самое важное, о чем можно было подумать сразу, — роман, — и потерпел неудачу.Как и ожидалось. Снова и снова.

«Я так рада за Роджера, живущего в Чикаго», — сказала Вирджиния. «Я скучаю по нему. Тебе так повезло, Стив здесь.

«Я. И Джо: ну, он же Джо, — сказала Вирджиния. «Где он теперь?»

Вирджиния объяснила, что Джо направлялся на край Южной Америки.

По подсчетам Вирджинии, он побывал примерно в двадцати странах.

«У него есть виза для въезда в Японию», — сказала Вирджиния. «Он говорит, что собирается объехать весь мир.”

«Ого, это что-то, — сказала Аннабель. «Это действительно что-то».

Той ночью Вирджиния достала письма из обувной коробки, где они хранила их, и посмотрела на их марки, названия стран, символы их валют, их нечеткие почтовые штемпели. Действительно что-то. Она заказала их по датам, которые прислал Джо. Первый из Тампико. Второй из Гватемалы. Она их пронумеровала. Через неделю, когда прибыл следующий из Лимы, Перу, она написала пятерку в кружке на конверте.

*

Автобус Джо проследовал по песчаным дюнам и Тихоокеанскому побережью до последнего участка в Лиму. В пространстве между его глазами был компас, указывающий на юг, как если бы он был перелетной птицей, подчиняющейся инстинкту. Юг был единственной причиной его существования. Войдя в Лиму, он увидел богатых белых Лименьо, путешествующих в сексуальных Фордах и Шевроле, лиц инков, несущих лопаты и толкающих телеги, и он почувствовал гнев и негодование между этими противоположными версиями перуанской реальности.В центре Лимы он увидел вымощенную камнем площадь, колониальные здания лимонного цвета, бронзового конкистадора, его коня. И в скалистых горах, окружавших город, он увидел Мачу-Пикч из бетона и кирпича, где жили бедняки, и он почувствовал перемещение, отступление сельских жителей в импровизированный город, как будто спасаясь от войны, сжигая дома в Анды. Но войны нет, только распорядок дня на работе и в семье. Лима была бесконечной, или, точнее, ее границы были пористыми и неопределенными, и каждый раз, когда Джо путешествовал за его окраины к пустынным пляжам и равнинам, город снова оживал, как если бы Лима была живым существом, рассылающим споры, чтобы завоевать новые участки. песчаного грунта.Наконец, он сбежал из мегаполиса и автостопом направился к озеру Титикака, и когда он добрался до его вод, он обнаружил, что они окружены краем холмов, которые представляли собой обесцвеченные и порошкообразно-коричневые белые горные вершины, величественно сияющие на далеком горизонте.

Автобусы здесь были дешевыми, и он поехал на другом в Боливию. Дорожная пыль, кустарники и тростниковая трава цвета мочи. Альтиплано. Высокая равнина. Высота двенадцать тысяч футов. Он путешествовал из центра Северной Америки в центр Южной Америки, и теперь он вошел в высотную мечту, где фермеры жили в глиняных домах с загонами с глиняными стенами, чтобы держать овец, коз и лам, настоящих лам, мистические существа с длинной шеей и машущие языками.Женщины в плетеных шалях и длинных юбках, с толстыми икрами, мужчины в шерстяных жилетах, дети, идущие за ними, скребут землю палками, рисуют круги, овалы и квадраты. Их лица с Альтиплано начали таять в темноте, и в окне автобуса теперь отражались неухоженные усы Джо. Двадцать четыре года. Очки по рецепту. Автобус остановился на перекрестке с одиноким фонарным столбом, оазисом света в темноте пустыни, над скоплением путешественников, лачугой. Водитель автобуса вышел размять ноги, и Джо последовал за ним, ступив в лужу света и потрескивающее асфальтовое покрытие.На него упали две дюжины пар глаз.

Мужчины и женщины аймара, увидевшие его, были встревожены неожиданным появлением европейца посреди ночи посреди Альтиплано, и, кстати, его бледная кожа и голубые глаза блестели в сером свете. Он был алебастровым призраком, предзнаменованием, и для некоторых пассажиров автобуса он вызвал воспоминания о недавних встречах с невезением, демонами, которые преследовали их жизни в кустарниках и в холмистом городе Ла-Пас.Река, набухшая от дождя, вихрь, поглотивший дома, дорожно-транспортное происшествие, буйная коза. Белый призрак настаивает на том, чтобы путешествовать с нами, среди нас, спешить, спешить, автобусом и доставить нас в город, чтобы мы могли освободиться от него и его злого предзнаменования.

*

Якобы пишу роман. Но что такое приключение, написанное на бумаге, по сравнению с четырехмерным полноцветным путешествием по дороге с восходящим солнцем, двумя заснеженными вулканами и ламами, бегущими по рельсам? Опять странные животные с маленькими головами; они повернулись, чтобы посмотреть на проходящего мимо Джо. Писатель — это не только то, что вы живете, места, которые вы видите, приключения, которые разворачиваются у вас на глазах; это старая душа, которой вы становитесь, знание дорожных бездельников, которое проникает в ваш мозг с каждым километром. Он мог начать видеть центральный факт, урок дороги. Большой мир связан воедино асфальтом, морскими тропами и пешеходными дорожками, и куда бы вы ни пошли, люди разбегаются по более или менее одним и тем же причинам. Для семьи. Трудиться, обрабатывать землю, собирать урожай на грядках перуанского картофеля и кукурузы в Иллинойсе.Поезд въехал в Чили, и его усталые глаза увидели Тихий океан, синий и бесконечный, ожидающий его с морскими ракушками, русалками и песком, чтобы согреть его усталые пальцы ног. Мысли океана убаюкивали его, и когда он проснулся, он был в Арике. На краю Арики он снова встал на асфальт Панамериканского шоссе и высунул большой палец. Мятно-зеленый «Бьюик» притормозил и остановился, измученная женщина в синем вечернем платье вышла, открыла дверь и заняла заднее сиденье, в то время как водитель, мужчина с сигаретой изо рта, жестом показал Джо, чтобы он возьми фронт.- Путешествуйте в Сантьяго, — сказал Джо.

“¿Сантьяго? ¡Son mil quinientos kilómetros! » Да, следующая цель Джо находилась в полутора тысячах километров, девяти сотнях миль, и ему не терпелось добраться до нее. Письма из дома ждали его в посольстве Соединенных Штатов в столице Чили, надеюсь, вместе с чеком. Джо сел в «бьюик», но прежде чем он успел сказать «Грасиас», водитель и его пассажирка начали спорить; или, скорее, они возобновили спор, в котором, вероятно, участвовали, когда остановились, чтобы забрать Джо.«¡Ту!» мужчина закричал, и женщина ответила: «¡Нет, tú!» и женщина протянула руку, сняла с водителя панамскую шляпу и ударила его ею с криком: «¡Mentiroso!» пока машина не остановилась. Женщина вышла, и когда водитель развернул машину, чтобы вернуться к Арике, Джо сказал, что тоже выйдет; он обнаружил, что стоит на южной стороне дороги, путешествуя автостопом, в то время как женщина сделала то же самое на другой стороне. Появилась машина, двигавшаяся на север, и увезла женщину, оставив Джо одного в потустороннем пейзаже дюн и серых скал, который грелся под восходящим солнцем, ожидая, что космический корабль с Земли приземлится в любой момент.Когда он собирался вернуться в город, подъехал джип с тремя нарядно одетыми мужчинами и остановился.

«Куда ты идешь?» — спросил один из них по-английски. «Сантьяго.»

«Мы тоже!»

Все они были в солнечных очках и улыбались, пахло алкоголем, и они вовлекли Джо в двуязычный разговор. Это были три белоснежных чилийских брата, которые вернулись в Сантьяго после поездки в Перу: белокурых мальчика, которые выглядели как австралийцы , он позже напишет домой в письме.По мере того как джип углублялся в пустыню, два брата-пассажира заснули в автомобиле под открытым небом, загипнотизированные прямой дорогой и пустой пустыней; это было похоже на поездку по Канзасу, но нигде не было живого существа, за исключением, может быть, бактерий, цепляющихся за частицы тумана, дующие с океана. «Атакама!» — крикнул водитель. Ни единого жучка на лобовом стекле, ни одного дорожного убийства на асфальте. Ничего такого. Вселенная коричневого песка, мертвых гор. Ни городов, ни заправок. Развлечения только для любителей скал.Проснувшись, чилийские пассажиры возобновили пьяное пьянство и пили красное вино прямо из бутылки. Водитель тоже сделал глоток и ускорился, и когда он это сделал, джип покачнулся, как самолет, подбрасываемый боковым ветром, соленые торсы его пассажиров покачивались в унисон. Плохая подвеска; мой брат разберется с этим за час.

Три дня он путешествовал с чилийцами, останавливаясь на дороге, чтобы подремать и поесть. Когда они входили в города и поселки и другие поселения, они ловили взгляды рабочего Чили; о женщинах, ухаживающих за большими горшками на обочине дороги, и о мужчинах в комбинезонах с ключами и инструментами.Когда Джо и три брата вошли в пролетарский пригород Сантьяго, они обнаружили город, наполненный дымом зимних пожаров и дымкой, превратившей массивные Анды в пятнышко неба на горизонте — простой намек на горный хребет. . И они увидели граффити, которые намекали на грядущую классовую войну: красные звезды, мужчины с молотками и символы с поднятыми кулаками, нарисованные на кирпичных стенах, восстание черноволосых против блондинок и белокурых, точеных индейцев против высоких полицейских и их начищенные черные сапоги.Сражения, которые будут проходить в переулках, выложенных кирпичом, в лачугах у реки, ночью, при свете фонарика, с огнем и камнями.

Автостопом проехал 1500 километров с дикой группой, которая каким-то образом удерживала джип, направленный в сторону Сантьяго. , — написал Джо домой, когда наконец добрался до квартиры, где жили чилийские братья, на целом этаже здания с видом на национальную военную академию. Дорожно-транспортное происшествие в пустыне (разбито лобовое стекло), в результате которого были зарезаны двое чилийцев — я вышел невредимым.Белое вино для стерилизации ран и мои красные носовые платки вместо перевязок, и мы взорвались, выпив остаток вина. Ехала ровно, за исключением завтрака у моря и стейков на тротуарах, пока плотник строил нам новое лобовое стекло. На следующий день еще вина, достаточно, чтобы мы похитили пингвина в ресторане в 200 километрах от Сантьяго. Ночевали у чилийцев (мать-шотландка, отец-швейцарец), понимая, что на следующий день они не просто богаты, а очень богаты. Хорошо выспался (1-й горизонтальный сон за 4 дня) и чертовски хорошо поел на следующий день, а затем уклонился от приглашений остаться на более длительный срок .

Хватит краткости, спасибо. Я просто не мог. Бекон был превосходным. Прямо как дома! Он ускользнул в посольство США, где его ждала небольшая пачка конвертов, в том числе некоторые, отправленные посольством в Панаме. Стив прислал драгоценные средства, деньги от флагштока. В своем письме из Аризоны его отец сказал, что его коллега-ученый назвал новый вид шкурок в честь Милта. Xenelmis sandersoni . Его мать сказала, что в Урбане сто градусов. Джо ответил: Есть ли шанс отправить по почте немного августовской пыли и пота в обмен на немного чилийского снега?

Он покинул Сантьяго, направился через поля и спящие виноградники, тратя деньги на раскрашивание флагштока в относительном комфорте автобуса второго класса. Через много часов земля стала темнее и вечнозеленой, и сильный зимний ветер дул через сосновые леса и эвкалиптовые фермы. Он добрался до портового города Пуэрто-Монт. Отправление на Огненную Землю завтра утром на лодке — поездка на неделю , он написал домой 30 августа. Люди здесь говорят мне, что я «мог бы» увидеть свой первый айсберг. Я знаю, звучит диковинно, но я думаю, что буду бродить недалеко от Антарктиды. Его пассажирское судно проплыло мимо острова, где, как говорят, на деревьях обитали духи, и вокруг многих других, необитаемых, кроме тюленей и пингвинов, и он не видел айсбергов, а только много снега, падающего на волны, и на серый и мрачный Утром его корабль пришвартовался к причалу в Пунта-Аренас.Он нашел самую дешевую квартиру в городе и написал домой.

Итак, через неделю я здесь — Конец Света! Холодно? Господи Боже! То, что похоже на ледяные кристаллы, падают с неба, даже когда оно безоблачно, и говорят о копании под одеялом ночью — ну да ладно! Он описал путешествие из Пуэрто-Монт так: Тихое плавание. Ездил третьим классом, включая питание, за 9,30 долларов, проводя почти все свое время в салоне и баре первого класса (конечно), выпивая, обмениваясь ложью с капитаном, обыгрывая всех в шахматы и в целом наслаждаясь атмосферой лодки на реке Миссисипи. по ставке нищего.

Побывали в городе прошлой ночью и попали в местечко под названием «Эль Скорпион Ноктюрно» — 1,80 доллара в день с едой. Конечно, вокруг бродило несколько подозрительно выглядящих дам, но я невинно улыбнулся, как хор, сбитый с толку тем, что градусник так мало влияет на добродетель.

Он попытался проверить, сможет ли он совершить однодневную нелегкую поездку на юг от Пунта-Аренаса по национальной автомагистрали № 9 Чили. Несколько водителей обогнали его и его протянутый большой палец и озадаченно взглянули на него, когда он стоял на окраине города.Наконец таксист остановился и спросил. «¿A dónde va?»

«В следующий город», — сказал Джо по-испански.

«Нет ничего», — сказал таксист. «Это последний город, последнее место в Чили, где живут люди».

«Куда же тогда ведет эта дорога?» «В форт».

«Форт?»

«Национальный памятник. Но теперь туда никто не ходит, Джовен. «¿Por qué?»

«Потому что очень-очень холодно. Но я возьму тебя.

Они уехали от асфальтовых улиц города в безлюдный, продуваемый ветрами и туманный пампа-пейзаж, где не было деревьев, а было много кустов, цепляющихся за землю против ветра, дующего с Южного полюса.Джо объяснил свою миссию, свои путешествия по суше и на корабле из Соединенных Штатов и по всем дорогам Южной Америки.

«Это конец твоего путешествия!» — сказал водитель. «После этого дороги больше нет».

Узкая дорога превратилась в гравий, и через тридцать минут они достигли знака с надписью fuerte bulnes, и дорога превратилась в петлю и повернула обратно, и Джо понял, что это, по сути, конец, последняя остановка в цепи. автомагистралей, соединенных с Картахеной, на северных берегах континента.Низ низ. Это был старый форт, построенный колонистами, которые здесь больше не жили, а теперь это туристическая достопримечательность, которую никто не посещал зимой. Он увидел забор из прутьев, частокол и чилийский флаг, его красно-белые полосы развевались на юге на ветру в направлении необитаемых, негостеприимных островов и Антарктиды за океаном. Поднимаясь по склону, на котором располагался форт, он увидел мыльное синее течение знаменитых проливов, которые искали европейские моряки. Спокойная океанская вода, защищенная от больших и суровых морей.Магеллан и его команда плыли по этому каналу, их португальские паруса ловили ветер, стальные шлемы ржавели в туманном воздухе, капитан и его моряки думали: это ли путь, мы его нашли? Азия, специи и богатство! Магеллан смотрит вперед, в Японию, а затем в Африку и домой в Лиссабон. А теперь мой взгляд на этот самый водоем, на одинокие волны. Из Урбаны сюда. Если бы мама и папа меня видели. Теперь я знаю то, что знали исследователи: насколько велик земной шар.